Оригинал перевода — snob.ru. Оригинал материала — lrb.co.uk Автор — Пётр Померанцев

Вот-вот начнется следующее действие спектакля под названием «история современной России»: Путин и Медведев сойдут со сцены в московскую гримерку, переоденутся и опять выйдут на сцену, поменявшись ролями. Путин снова президент, Медведев — премьер-министр. Это апофеоз так называемой «управляемой демократии» и окончательный триумф режиссера и сценариста этого спектакля, главного идеолога и путинского серого кардинала, Владислава Суркова, «кремлевского демиурга». Он еще известен как «кукловод, дергающий за ниточки всей российской политики». Поймите его — и вы поймете не только суть современной России, но и новый тип силовой политики, подвида авторитаризма, куда более изощренного, чем его предок из 20 века.

В мягких, кротких чертах лица Суркова есть что-то от херувима, но взгляд явно отдает дьявольским блеском. Он учился на театрального режиссера, потом стал пиарщиком. Сейчас его официальная должность называется “первый заместитель руководителя Администрации президента”, но его влияние на российскую политику несравнимо шире. Он — автор понятия “суверенная демократия”, в котором демократические институты власти существуют без всяких демократических свобод. Этот человек превратил телевидение в безвкусную пропагандистскую машину, с утра до вечера прославляющую Путина, и организовал несколько прокремлевских молодежных движений, которые с радостью сравнивают себя с “Гитлерюгендом”, травят оппозиционных журналистов и уничтожают на Красной Площади “непатриотичные” книжки. Но это только половина истории.

В свободное время Сурков пишет очерки о современном искусстве и тексты для рок-групп. Он большой знаток гангста-рэпа: на его рабочем столе, рядом с портретом Путина, стоит фотография Тупака Шакура. Кроме того, он предполагаемый автор романа-бестселлера “Околоноля”. Предполагаемый, потому что роман был опубликован в 2009 году под псевдонимом Натан Дубовицкий — жену Суркова зовут Наталья Дубовицкая. Официально Сурков написал лишь предисловие, в котором он отрицает свое авторство романа, затем противоречит сам себе: сначала “Автор — вторичный, одержимый Гамлетом писака”, потом “Я лучше ничего не читал”. В нескольких интервью он чуть было не сознался в том, что именно он и есть автор книги, но в последний момент увильнув от окончательного признания. Написал ли он на самом деле роман или нет, Сурков из кожи вон лезет, чтобы его имя с ним ассоциировалось.

Сам роман — это сатира на современную Россию. Главный герой, Егор — беспринципный пиарщик, готовый служить всякому, кто хорошо заплатит. Раньше он издавал авангардную поэзию, а сейчас скупает оптом произведения нищих андеграундных писателей и перепродает богатым чиновникам и бандитам, которые, желая потешить свои артистические замашки, публикуют их под собственными именами. Пиар и книгоиздание в романе — мир чрезвычайно опасный. У издательств есть собственные банды, расстреливающие друг друга за права на Набокова и Пушкина, в них внедряются спецслужбы и плетут какие-то свои мутные интриги. Именно такие книги уничтожают на Красной площади члены сурковских молодежных движений.

Егор, книжный червь, разочаровавшийся в лживой советской идеологии, живет с матерью-одиночкой в российской глубинке. В 1980 году он перезжает в Москву и начинает вращаться в местной богемной тусовке, к 90-м становится гуру пиара. Эта часть имеет много общего с автобиографией самого Суркова, о которой практически никому ничего не было известно, пока опубликованная чуть ранее в этом году статья в журнале New Times не расставила точки над i. Он родился в 1964 году от русской матери и чеченского отца, который покинул семью, когда Сурков был еще мальчиком. Бывшие одноклассники вспоминают, что Сурков издевался над люзоблюдами-комсомольцами, носил вельветовые брюки, длинные волосы как у “Пинк Флойд”, писал стихи и пользовался популярностью у девушек. Он был круглым отличником, чьи сочинения по литературе зачитывались вслух на педсоветах. Не только сам Сурков понимал, что он слишком умен, чтобы всерьез воспринимать общественно-политический спектакль вокруг себя.

В 80-е и 90-е Россия примеряла новые формы государственности с фантастической скоростью: позднесоветский застой сменился перестройкой, которая привела сначала к краху СССР, затем к либеральной эйфории и наконец к экономическому коллапсу. Как вообще можно во что-то верить, если перемены вокруг тебя происходят в таком темпе? Сурков несколько раз пытался закончить вуз, но все бросал — от метталлургического до театрального, отслужил в армии, тусовался по богемным вечеринкам, часто попадал в истории (из драмкружка его выгнали за драку). Сурков, говорится (если им можно верить) в одном из дипломатических донесений американского посольства, обнародованных Wikileaks, всегда считал себя непризнанным гением, и лишь недавно нашел свое истинное призвание.

Он занимался единоборствами в одном клубе с Михаилом Ходорковским, тогда одним из молодых многообещающих российских предпринимателей. Ходорковский нанял его в качестве охранника, но потом понял, что от ума Суркова будет больше толку, чем от его мышц, и повысил его до пиар-менеджера. Сурков прославился тем, что не только изобретал сложносочиненные пиар-кампании, но и при помощи интриг, угроз и подкупа проталкивал их в основные СМИ. “Сурков действует как чекист из 20-х и 30-х годов”, говорит политолог Дмитрий Орешкин. “Он всегда с легкостью может вычислить ваше слабое место”. Далее последовали высшие должности в банках и телеканалах. в 1999 году Суркова позвали в Администрацию президента при Ельцине. Он выглядел больше как дизайнер, чем как бюрократ, этим и выделялся из толпы коллег. Ему в первую очередь принадлежит заслуга по раскрутке Путина в качестве следующего президента в 2000 году. Хотя многие из его соратников с тех пор успели утратить верховную милость, Суркову удалось удержаться во власти, оперативно подстроившись под настроение нового хозяина. “Слава — пустой сосуд” — так описывает его Борис Немцов, видный оппозиционный политик. “При Ельцине он был демократом, при Путине стал диктатором”.

В какой-то момент он начал опасаться, что его стремительный взлет станет его же погибелью: пошли слухи о его президентских амбициях, весьма опасные, особенно во властных кругах. Тогда Сурков вовремя слил информацию о своем чеченском отце, ранее тщательно скрываемую, чтобы таким образом исключить себя из президентской гонки. Он как бы намекнул: “Я свое место знаю”. Один близкий к Суркову источник описывает его как “чрезвычайно скрытного человека со множеством тараканов в голове. Он не способен общаться с людьми на равных. Ему нужно быть либо над ними, либо, если нед другого выхода, под. Либо хозяином, либо слугой”.

Самые интересные главы “Околоноля” — это те, в которой повествование уходит от социальной сатиры к описанию внутреннего мира лирического героя. Егор предстает перед читателями как этакий “вульгарный Гамлет”, который может разглядеть поверхностность своей эпохи, но не способен испытывать истинных чувств ни к кому и ни к чему. “То, что он считал собой, замкнуто было как бы в ореховой скорлупеСнаружи разгуливали его тени, его куклы и представленияПро себя думал, что устроен наподобие аутиста, развёрнутого почти целиком внутрь, только имитирующего связь с абонентами за границей себя, говорящего с ними подставными голосами, подслушанными у них же, чтобы выудить в окружающей его со всех сторон бушующей Москве книги, еду, одежду, деньги, секс, власть и прочие полезные вещи…” В романе снова и снова упоминается Гамлет — хотя в данном случае больше был бы уместен Просперо — а основных действующих лиц автор называет Актерами, готовыми “при случае сыграть и трагедию, и пастораль, и нечто неопределённое”. Писатель Эдуард Лимонов про самого Суркова говорит, что он “превратил Россию в постмодернистский театр, в котором он играет со старыми и новыми политическими режимами”. Это не так далеко от истины. В современной России, в отличие от СССР или нынешней Северной Кореи, декорации непрерывно меняются: утром страна просыпается в диктатуре, обедает уже в демократии, а ужин на стол накрывает олигархия. За кулисами в это время меняют хозяев нефтяные компании, убивают журналистов и распиливают миллиарды. Сурков, заправляющий этим спектаклем, одной рукой спонсирует движения бриготоловых националистов, другой поддерживает правозащитников. Это стратегия власти, основанная на том, что любая оппозиция постоянно сбита с толку, непрерывный морок, который нельзя развеять, потому что его невозможно описать.

Эта смесь деспотии и постмодернизма, в которой ничто не истинно, нашла свое отражение в безумной популярности среди российской элиты идей нейролингвистического программирования и и эриксоновского гипноза. Эти подвиды подсознательной манипуляции, основанные на запутывании оппонента, появились в США в 60-х годах. В Москве существует масса тренингов по НЛП и эриксоновскому гипнозу, на которых очередные претенденты на власть за многие тысячи долларов обучаются искусству манипулирования массами. Философский вес сурковской модели управления придают недавно переведенные постмодернистские тексты. Переводы работ Франсуа Лиотара, французского теоретика постмодернизма, начали выходить в России лишь в конце 90-х, как раз в то время, когда Сурков вошел в правительство. Автор “Околоноля” обожает жонглировать такими лиотаровскими концепциями, как крах Великого культурного нарратива и фрагментация знания — понятия, с которыми Россия познакомилась лишь недавно. Один блогер отметил, что “количество ссылок на Деррида в политическом дискурсе превысило все разумные пределы. На недавнем съезде в Думе депутат Иванов трижды цитировал Деррида и дважды — Лакана”. Как бы повторяя судьбу социализма в 20 веке, Россия взяла модное, вроде бы свободолюбивое интеллектуальное движение с Запада и превратила его в инструмент подавления.

В советские годы функционер был обязан хотя бы притворяться, что верит в коммунизм; сейчас же руководитель одного из основных российских телеканалов Владимир Кулистиков, когда-то работавший на “Радио Свобода”, с гордостью объявил, что “готов работать с любой властью, с которой скажут”. Имеет значение только преданность режиму — а дальше вы вольны поступать как вам вздумается. Поэтому ведущий московский галерист консультирует Кремль по вопросам пропаганды, в то же время выставляя у себя антикремлевские оаботы; моднейший режиссер снимает блокбастер, высмеивающий Путина — и становится членом пропутинской партии. Сурков пишет роман о коррумпированной системе и тексты для рок-групп, в которых разоблачает путинский режим — тексты, за которые еще недавно его бы посадили.

В cоветской России, если вы хотели иметь хоть какое-то отношение к власти, о всякой творческой свободе следовало забыть. В России сегодняшней, если вы талантливы и умны, власть и творчество друг другу совершенно не противоречат. В результате получается удивительный сплав примитивных феодальных жестов и лукавой постмодернистской иронии. Отлично иллюстрирует ситуацию реклама жилого комплекса, которой недавно был увешан весь центр Москвы. На нем в стиле нацистских плакатов изображены юноша и девушка арийской внешности на фоне сияющих альпийских вершин и слоган: “Будущее прекрасно”. Неверно было бы утверждать, что эта реклама — шутка, но она и не вполне серьезна. Она как бы балансирует на грани. С одной стороны, она намекает на то, в каком обществе мы живем (диктатура), но мы с ней всего лишь заигрываем (то есть можем шутить на эту тему), но заигрываем всерьез (зарабатываем на этом и не позволяем никому менять правила игры). Несколько месяцев назад в одном из самых дорогих и гламурных клубов Москвы прошла “Путин-пати”. Стриптизерши извивались вокруг шестов, скандируя: “Хочу премьера”. Логика тут такая же. Мы подлизываемся перед начальством совершенно искренне, но поскольку мы продвинутые ребята из 21 века и смотрели фильмы братьев Коэнов, то делаем это с ироничной ухмылкой, одновременно признавая, что если хоть на секунду рассердим властелина, то нам не жить.

Таков мир, созданный Сурковым — мир масок и жестов, красочный, но пустой. В его сердце нет практически ничего, кроме власти ради самой власти и накопления несметных богатств. Страна живет по сценарию, написанному режиссером-недоучкой. Победа Суркова кажется окончательной. Но все-таки не совсем. “Околоноля” — не единственный бестселлер, написанный членом российской экономической и политической элиты. В январе его старый приятель Ходорковский, нефтяной магнат, после заключения в тюрьму ставший видным диссидентом, выпустил сборник своих очерков и интервью. У Суркова с Ходорковским сложная история. Говорят, что Ходорковский не слишком доверял Суркову, поэтому когда молодой пиар-менеджер попросил сделать его полноценным партнером в нефтяном и банковском бизнесе, Ходорковский отказался. Они охладели друг к другу, и многие говорят, что эта взаимная неприязнь и сыграла решающую роль в заключении Ходорковского. Сейчас их две книги представляют собой интеллектуальную ось координат, на которой расположена современная Россия. В своих статьях Ходорковский пишет в основном о политическом будущем страны. В тюрьме он стал социал-демократом и разоблачает “дикий” капитализм, который и помог ему стать сказочно богатым. Нельзя сказать, что его идеи отличаются оригинальностью, куда сильнее поражает тон, в котором они высказываются — спокойный, степенный, взвешенный. Ходорковский ни критикует своих тюремщиков, ни умоляет их о пощаде, хотя как раз последнее от него и требуется.

Для Кремля идеальным сценарием был бы тот, которому последовало большинство остальных олигархов: чтобы Ходорковский сломался, просил о помиловании, подписал самооговор — все как при КГБ. Но он наотрез отказывается делать хоть что-нибудь из этого, за что и почитаем либералами. Никто не думает, что Ходорковский обладал более высокими моральными качествами, чем прочие миллиардеры в 90-е годы. Заслуживает уважения именно его сегодняшняя позиция, особенно в свете тотального соглашательства, насаждаемого при Суркове. На недавнем суде Ходорковскому добавили еще шесть лет к его сроку за то, что он каким-то образом украл нефть у собственной компании. Кроме того, зачитывая вердикт, судья объявил, что два министра, дававших показания в защиту Ходорковского, на самом деле свидетельствовали против него. Черное стало белым, белое черным. Этот абсурд и был самоцелью: Кремль давал понять, что полная власть над действительностью принадлежит ему и какую бы нелепость он ни сказал, это будет правдой.

После суда над Ходорковским раздался неодобрительный писк от, казалось бы, вполне верноподданных персонажей. Сначала грамурная балерина, ранее не замеченная в актах гражданского мужества, демонстративно вышла из созданной Сурковым партии в знак протеста против того, что ее фамилия появилась под открытым письмом, осуждающим Ходорковского. Затем пресс-секретарь суда, в котором шел процесс, со слезами на глазах призналась, что судью заставили прочитать спущенный из Кремля обвинительный приговор. Совсем недавно Михаил Прохоров, самый известный из всех еще не сидящих олигархов, обозвал Суркова “кукловодом”, после чего Прохорова немедленно выкинули из президентской Коммисии по модернизации. Фотография Ходорковского за решетками на обложке сборника его статей поменяла смысл. Когда его арестовали в 2003 году, она символизировала господство Путина и его способность укротить мятежных олигархов. “От обложки Forbes до тюремной камеры — один кадр”, говорит нам эта фотография, и в интересах Суркова было бы сделать так, чтобы ее увидело как можно больше народу. Восемь лет спустя Ходорковский все еще за решеткой, но теперь фотография говорит нам совершенно другое: “Если я за решеткой, то вся Россия — тюрьма”.

В очередной раз проявив свою готовность считать черное белым, подконтрольные Суркову СМИ называют либеральных сторонников Ходорковского “демшизой” (сокращенное от “демократические шизофреники”). Хотя, грубо говоря, шизофренична-то именно сурковская идеология, а сторонники Ходорковского как раз добиваются последовательности. Кроме того, ярлык “демшизы” помогает сплавить вместе понятия “демократ” и “душевнобольной”. У слова “демократия” в России вообще печальная судьба — это синоним дешевого, низкосортного. В “Макдональсе” “демократичные” цены, фейс-контроль в каком-нибудь паршивом клубешнике тоже “демократичный” — то есть пускают всех подряд. Лишь несколько заведений гордятся описанием “демократичных”. Они принадлежат детям советских диссидентов и в них всю ночь напролет пьет, ест, курит и танцует либеральная интеллигенция города — художники, режиссеры, журналисты и прочая “демшиза”.В одном таком заведении я оказался поздно ночью, после того, как наконец раздобыл контрамарку на театральную постановку “Околоноля” — самый труднодоступный спектакль в этом городе, знаменитом своими театрами. На это у меня ушел почти месяц телефонных звонков, шантажа и уговоров. Официально цены на билеты начинались от 500 долларов, а на черном рынке цены были уже с тремя нулями. Как вы думаете, сколько я в конце концов отдал? Две бутылки шампанского и возможность бесплатно пожить в лондонском доме моих родителей для одной из примадонн театра. За эти блага, как выяснилось, мне даже не досталось полноценного сиденья. Билетерши провели меня в зал уже после того, как погас свет. Мне выдали подушку и посадили на пол в первом ряду. Весь спектакль я бился головой о благоухающее колено сногсшибательной красавицы-модели, к явному неудовольствию ее крупногабаритного супруга. Собственно, публика в залу наполовину и состояла из таких типов: суровые мужчины, которые правят страной, и их прекрасные спутницы. Таких обычно в театре встретишь нечасто, но сюда они пришли потому, что этого требует их этикет: если им когда-нибудь выпадет удача столкнуться с Сурковым в коридорах власти, они смогут сказать ему, в каком они восторге от его произведения. Вторая половина зрителей — творческая элита города: антерпренеры, режиссеры, актеры. У них мотивация была схожая: Сурков знаменит своим меценатством, он щедро выделяет бюджеты театрам и фестивалям. Не попасть на его спектакль означает нарушить некий неписаный этикет.

“Я бы на такое ни за что не пошла”, заявила мне известная журналистка в “демократичном” баре. “Да я срать на одном гектаре с Сурковым не сяду. А этот мудак Серебренников? Как он мог так облажаться? Это ж надо — так глубоко вылизывать жопу кремлевским”. Серебренников — это режиссер спектакля. Он известен своими скандальными, нонконформистскими постановками, а также тем, что всегда носит солнечные очки. Многие считают, что он гений. Поэтому его сотрудничество с Сурковым — это все равно как если бы Брехт поставил пьесу, написанную Геббельсом. Многие в Москве никогда не простят ему этого творческого союза. Но Серебренников придумал ловкий способ обойти этот в высшей степени деликатный момент. Его постановка “Околоноля” изменила посыл книги. Его Егор — это фаустовский герой, который продал душу дьяволу, но теперь хочет получить ее назад. Его блестящая, пустая жизнь с вечеринками, легким сексом и постоянным унижением — кромешный ад. Егор в спектакле одержим сомнениями и самобичеванием, совсем не как холодный и бесстрастный герой романа. В пассажах, который дописал сам Серебренников, актеры обращаются прямо к публике, клеймя ее за комфортную жизнь посреди кумовства, коррупции и насилия. Богема нервно смеялась, а дуболомы даже не моргнули, будто эти провокации к ним это не относились. Многие ушли во время антракта. Так великий режиссер выкинул трюк, вполне достойный Эпохи Суркова: порадовал своих политических покровителей — Сурков спонсирует фестиваль искусств, который курирует Серебренников — не изменив своему либерального имиджу. Одной ногой в лагере Суркова, другой — Ходорковского. Отлично выступил.

“Жизнь в России”, говорила мне журналистка в демократичном баре, “стала лучше, но привкус говна во рту никуда не делся”. Мы выпили. “Ты заметил, что Сурков не стареет? У него на лице нет морщин”. Мы выпили еще . Потом обсудили сурковскую одержимость “Гамлетом”. Моя собеседница вспомнил толкование пьесы, предложенное одним профессором литературы. Последний, кстати, сейчас занимается продюсированием рок-групп — весьма московская карьера. “Кто главный герой “Гамлета?”, спросила она. “Кто демиург, дергающий за нитки всех остальных персонажей?”. Понятия не имею, ответил я. “Это Фортинбрас, норвежский принц, который в конце захватывает Данию. Горацио и бродячие актеры работают на него: их задача — довести Гамлета до крайнего отчаяния и спровоцировать конфликт в Эльсиноре. Давай посмотрим на сюжет еще раз. Отец Гамлета убил отца Фортинбраса, у последнего есть все мотивы для мести. Мы знаем, что отец Гамлета был жестоким королем, нам сообщают, что и Горацио, и бродячие актеры многие годы скитались. Собственно, они и покинули Эльсинор, чтобы убраться подальше от отца Гамлета. Могли ли они встретиться с Фортинбрасом в Норвегии? В конце пьесы Горацио говорит с Фортинбрасом, будто докладывая об успешном завершении секретной операции. Зная о неустойчивом характере Гамлета, они подослали к нему бродячих актеров, чтобы расшатать его и без того хрупкую психику и подтолкнуть к действиям, которые и приведут к краху правителей Эльсинора. Поэтому-то все и видят тень отца Гамлета с самого начала. И только Гамлет, встречаясь с ним позже, галлюцинирует. Для москвичей тут все понятно. Мы гораздо ближе к шекспировскому миру”. Здесь правит бал закулисная политика плаща и кинжала (плащ от известного дизайнера, кинжал усыпан бриллиантами), с отравленными шпионами, чиновниками-феодалами и олигархами в изгнании, плетущими за границей революционные интриги, с Сесилями-Сурковыми, льющими патоку в уши власть предержащим и Рейли-Ходорковскими, заключенными в Тауэр. На карте цивилизаций Москва находится не так уж далеко Эльсинора.